Подвал. Облака. Галерея.
Мне в спину со сцены мёртвыми птицами летят мёртвые рифмы. Липкие, клейкие, все в разодранных перьях. Открытыми переломами вымазывают кровью поражений вздрагивающий от каждого аккорда затылок. В глазах предсмертная тоска. предвечный ужас. Крик о помощи под мерные раскаты малого барабана.
Картины картинно плавно плавали по залу, разглядывая развешенных по стенам художников. Приостанавливались у некоторых, любовались тонкой работой, или же наоборот - полотнища полотен морщились от омерзения при виде низкого искусства, признаков убийства не по любви.
По любви здесь лишь вон та парочка - немолодой уже дряхлый, едва доживший до глубокой юности, пострел с фляжкой. Прикладывается, морщится, кряхтит. Что он здесь забыл? Что за мортидо привело его поглазеть на потерянных оглушенных зевак? Что за либидо вынудило побороть отвращение и ужас перед заснеженными улицами? Он чужой на этом празднике смерти.
Прочь.